Игорь Сологуб, «Радио „Зенит“»: «Мне всегда нравился агрессивный, пулеметный стиль комментария»

21 октября «Радио „Зенит“» исполняется десять лет. Один из людей, стоявших у истоков радиостанции, рассказал о ее севильских корнях, а заодно извинился за сорванный урок географии в 1984-м, вспомнил побег от литовского КГБ и традиции студенческого боления.

— Начнем с впечатлений от нового стадиона?
— В первый раз на новом стадионе я был на матче со «Спартаком». Собрались старой, студенческой компанией, которой ходили еще на первую лигу, причем некоторые ребята специально приехали из Москвы. Когда мы шли через парк, возникло ощущение дежавю. Казалось, что сейчас в этих кустах люди будут разливать портвейн, а перед рестораном «Восток» будет купаться молодежь. Но открываешь глаза и видишь, что вместо вазы теперь фонтан, и стадион совершенно другой. Но самым главным для меня было количество людей, какого я за последнее время в Приморском парке не видел ни разу. Это ощущение на физическом уровне переносит тебя в прежние времена.

— Времена стадиона Кирова для вас — какие годы?
— Стадион имени Кирова для меня связан с детством, когда папа впервые привел на матч с «Шахтером», который закончился 1:1. Самым ярким впечатлением тогда был буйный болельщик на центральном секторе, который постоянно вскакивал, поносил всех подряд и кричал: «За кого вы болеете? Они же играть не умеют! Один у вас парень нормальный — в воротах — Ткаченко! Наш, ворошиловградский!» Я много раз пытался восстановить дату этого матча, но мне это так и не удалось.

— Почему?
— У матчей детства есть такая особенность — ты можешь отчетливо восстановить их в памяти, но, сверяясь с хрониками, видишь явные расхождения в деталях. Я хорошо помню, как однажды прогулял школу, потому что старшая сестра и ее будущий муж отправили меня за билетами на матч «Зенит» — «Торпедо». Пять билетов я купил, но мы не договорились, где и как встретимся. Я звонил по всем возможным телефонам из автомата, ездил к сестре на работу, но в итоге даже сам на футбол не попал. Тогда, проезжая на трамвае по Каменноостровскому мосту и увидев мачты стадиона, даже расплакался оттого, что я не там. Но вот дату этого матча мне восстановить тоже не удалось — не совпадают детали!

Из детства от матчей «Зенита» осталось ощущение чего-то большого и значимого. Я очень любил бывать на осенних матчах, начинавшихся при естественном освещении, но в процессе которых включались мачты. Картинка сразу полностью менялась. На детство пришлись и все успехи «Зенита» 1980-х. 

— Школьником вы регулярно бывали на стадионе?
— Я ходил на некоторые матчи, но главным было общее присутствие «Зенита» в жизни. Я рассматривал свои старые тетрадки — все они исписаны the Beatles и изрисованы стрелками. Я старался упомянуть «Зенит» в каждом школьном сочинении, где его хоть как-то можно было притянуть к теме. Кстати, и выпускное сочинение в 8-м классе на тему «Лучшие люди нашего города» я написал о Павле Садырине — это было совершенно искренне. Он был для меня образцом доблести и воплощением какого-то особенного ленинградского характера. Хотя все знают, что сам он из Перми. 

— Ваш отец тоже был болельщиком?
— Папа был болельщиком с самых юных лет. Он из первого нахимовского набора, и в 1944 году в Тбилиси, где тогда находилось Нахимовское училище, поход на футбол был частью обязательной культурной программы. Правда, болели они за кого угодно — главное, против «Динамо» Тбилиси. За это их на стадионе не любили и называли «маленькой полундрой». Ну а снова интересоваться футболом папа начал, когда уже служить перестал. У них была своя компания из Военно-морской академии. Мне к ней тоже довелось приобщиться, хотя вместе с папой мы чаще болели у телевизора. 

— 1984 год — особый этап биографии болельщика?
— Это был сезон, когда я очень часто ходил на стадион, при этом вел дневник, куда собирал вырезки из газет, который сохранил до сих пор. Утром после чемпионского матча я скупил там все газеты — от «Ленинградской правды» до «Известий», не говоря уже о «Советском спорте». Еще я сделал себе зенитовский галстук — булавками прикрепил к пионерскому галстуку вымпел и прогладил его утюгом. На первом уроке мы писали контрольную по «Капиталу» Карла Маркса, но газеты постепенно расползались по классу. А на втором все окончательно сошли с ума, кричали: «„Зенит“ — чемпион!», расписали стрелками какие-то стенды. Мне до сих пор стыдно перед учительницей географии, студенткой-практиканткой невероятной красоты, которая тот урок пыталась вести. Ей тогда единственной не повезло, все остальные были счастливы. 

В 1985-м мы очень ждали Кубка чемпионов — ведь тогда он начинался с 1/16 и рассчитывать даже на победу в турнире не казалось смешным. Когда «Зенит» прошел первый раунд и попал на финнов, никаких сомнений в том, что мы идем дальше, не было. Первый матч не заладился, но мы были уверены, что все будет хорошо. Наш класс тогда поехал на экскурсию в Литву, мы жили в школе и вечером смогли в записи посмотреть второй тайм — кажется, телевизор принимал финский канал. На следующий день мы в расстроенных чувствах зашли в какой-то каунасский дворик выпить пива. После чего взяли мелки и нарисовали на стене зенитовскую стрелку, а заодно подписали: «Школа 90». Сразу после этого за спиной у нас появился человек в сером костюме. Нам с двумя приятелями удалось убежать, а троих наших товарищей он отвел внутрь. Выяснилось, что мы расписали местное управление КГБ. Ребят быстро выпустили, но с ведром и тряпками. 

— Неудачи любви к «Зениту» не поколебали?
— Мои студенческие годы — это боление за «Зенит», который по большому счету мало кому был интересен. От того времени осталось яркое воспоминание — ты пришел на матч без билета и в перерыве поднимаешься на кольцо. По радио звучит информационное сообщение: «На прошлой неделе „Зенит“ провел выездной матч с командой, скажем, „Динамо“ Минск. Уступил со счетом 0:3!» После чего звучит веселая музыка. И что-то подобное можно было слышать постоянно вне зависимости от соперников и даже лиги. Но для нас с друзьями это уже было частью жизни: люди ведь ходят на концерты своих детей в музыкальную школу, даже если те плохо играют. 
У нас были свои традиции. Сбегая с каких-то пар, мы иногда опаздывали к началу матча, но было принципиально важно прийти в первые 15 минут. Потому что если мы не успевали, то где-то между 12-й и 16-й минутами Сергей Варфоломеев забивал гол. После матча мы обычно спускались к воде и там обсуждали перипетии прошедшего матча и будущее команды, которое с этого ракурса обычно выглядело значительно более оптимистичным. 

— По стадионам вместе с «Зенитом» скитались?
— «Кировец», «Обуховец», «Турбостроитель» — сейчас, наверное, многим их трудно себе представить. Но я тот же «Обуховец» помню очень хорошо. Молодая команда Вячеслава Мельникова: Кулик, Дмитриев, Зазулин, Наумов, Белоцерковец. Рядом речка, куда иногда улетает мяч. Трибуны, с которых можно соперника за трусы схватить. При этом довольно много народу — во всяком случае достаточно, чтобы заполнить три ряда скамеек. Такая квинтэссенция английского стиля! Но при этом чувство безысходности от того, что временами происходит на поле. Когда сейчас говорят о необъективном судействе, а тем более убийстве одной из команд, хочется всех отправить именно туда. Это были времена, когда соперникам не свистели фолы, прощали офсайды по несколько метров, ставили левые пенальти. Неудивительно, что «Зенит» тогда чуть не вылетел еще ниже. 

— На телевидении вы оказались еще до «Обуховца»?
— Да, в 1988 году, после того как «Зенит» с большим трудом остался в высшей лиге. В колхозе в промежутке между выдергиванием моркови я прочитал в газете «Телевидение и радио», что происходит набор в молодежную программу «Зебра». Приехал на Чапыгина и увидел очередь, выходившую на Кировский проспект, нынешний Каменноостровский. Все были очень нарядными и модными, а я только успел сбрить бороду и даже не переоделся. К десяти вечера я зашел внутрь в предпоследней десятке, усталые люди попросили рассказать немного о себе и, кажется, собрались домой. Но одна женщина все-таки предложила мне прийти на второй тур. В итоге меня взяли. Главную мою роль наверняка помнят многие из тех, кто в 1988 году был подростком. Именно я говорил: «А сейчас „Звездные войны“!» 

— С футболом ваша телевизионная карьера вначале связана не была?
— Уже в «Адамовом яблоке» мы с Кириллом Набутовым сделали очень проникновенный материал, посвященный юбилею чемпионского сезона. Но в целом работа была другая. В то же время я старался внедрять в нее футбол по мере своих сил. И когда большие мэтры, в том числе Геннадий Сергеевич Орлов, играть в футбол перестали, я смог проявить себя на поле. Долгое время я был капитаном телевизионной сборной, и если в большом футболе мы особенных успехов не добились, то в мини наводили ужас на другие журналистские коллективы. 
Кроме того, телевидение давало возможность посещать футбол в других городах. В частности, когда «Зенит» ушел со стадиона Кирова, я почему-то не принял стадион Ленина. Хотя видел возвращение в высший дивизион — победу над «КАМАЗом». Для меня он оставался легкоатлетическим стадионом, где я когда-то сдавал нормативы. Поэтому на домашние матчи мне ходить не хотелось. Зато в Москве, куда ездить приходилось постоянно, наша культурная программа обязательно включала в себя поход в театр и на футбол. Так что на выездных матчах я бывал гораздо чаще. 

— В 2000-х вы несколько лет провели в Москве. Продолжали переживать за «Зенит»?
— На чужбине переживания становятся гораздо острее. Каждая вечеринка в Москве для нас заканчивалась исполнением гимна «Зенита». Это был момент, когда ты очень четко осознавал, кто ты, откуда и зачем, за что Москве большое спасибо. Вообще же у меня там была простая позиция, звучавшая как «бей московских». Я ее часто писал на табличке и показывал своему лучшему московскому другу — болельщику «Спартака». Он в ответ писал мне: «Мочи Питер!» Поскольку разговаривать в офисе рекламного агентства, где мы работали, было нельзя, мы такими беззвучными сообщениями могли обмениваться довольно долго. Потом начинали кидать друг в друга бумажками, потом корзинами для бумаг. Было весело.

— Работать на программе «Последний герой» вы уезжали из Москвы?
— Да, это было в 2002 году, я взял отпуск за свой счет и поехал на первого в своей жизни «Героя». Потом их было еще четыре, но этот многие считают самым интересным — тогда впервые на съемки поехали звезды. Причем жили они в полевых условиях, без каких-то послаблений — в один из последующих сезонов все было уже куда расслабленнее. Говорили, что на того «Героя» даже собирался Саша Кержаков, но в итоге сделал выбор в пользу тренировок. Так что присутствовал он на острове только в виде майки, которую я приобрел после матча с «Ростовом» за два дня до вылета на место. 

Уже в 2003-м я вернулся со съемок следующего сезона прямо перед матчем с «Локомотивом», ставшим для «Зенита» серебряным. По дороге на стадион мы сразу разобрались с подарками, которые я привез, так что настрой был боевой. Помню, как я бегал за Кирице, безуспешно пытаясь отобрать у него майку. Игорь Максименко тогда отобрал майку у Коноплева. Потом мы ехали в метро, распевая песню «Серебро „Зенитушки“ моего» на мотив известной песни. Чтобы окончательно проникнуться моментом, мы даже купили фирменную кассету Гребенщикова за какие-то сумасшедшие деньги и слушали ее весь вечер, продолжая отмечать успех. 

— Как появилась программа «12-й игрок»?
— Я собирался ехать на очередного «Героя» и не мог вести спортивное ток-шоу, которое планировали запускать на «Пятом канале» — тогда уже месте моей основной работы. Взамен я придумал новую программу, ведущим которой должен был стать человек, который интересуется футболом, но не слишком в нем разбирается. Этим человеком стал еще совсем молодой Федор Погорелов. Программа получилась удачной, более того, она была чуть ли не единственным проектом тогда еще городского «Пятого канала», успешно конкурировавшим с федеральным вещанием. На волне этой популярности Федора, а потом и меня пригласили в «Зенит». Полгода, вплоть до последнего матча на стадионе имени Кирова, я находился внутри структуры клуба в роли советника Сергея Фурсенко по связям с общественностью.

— Летали на матчи вместе с командой?
— Тронхейм, Марсель, Севилья. Первый серьезный еврокубковый заход, лебединая песня Петржелы. Вблизи, конечно, поражало то, насколько юными и простыми оказались футболисты той команды. Но мы старались игроков лишний раз не беспокоить, моей задачей тогда было наблюдение за тем, как процесс общения клуба с болельщиками и журналистами выстроен в Европе. Во многом из этих наблюдений и возникло «Радио „Зенит“». Мне тогда очень понравилось, как в день матча звучало местное радио в Севилье. Кроме того, как раз забастовали андалусийские телевизионщики — никакой возможности получить картинку со стадиона не было. Поэтому я предложил провести радиорепортаж — мы организовали прямую трансляцию на радио «Балтика». Качество было ужасным, потому что говорил я прямо с беснующейся трибуны «Рамон Санчес Писхуан», но мне самому было невероятно круто. И людям, видимо, понравилось. 

— Потом вы начали работать на только что созданном «Радио „Зенит“»?
— Да, процент телевидения в моей жизни тогда начал уменьшаться, а радио — увеличиваться. Вначале на радио были новости, «Утро», трансляции, которые вел Леша Меньшов, и несколько спортивных программ, которые вел я. Потом, используя мое многолетнее знакомство с Андреем Точицким, к этому удалось добавить хоккейные трансляции, которые я начал комментировать. Мне всегда нравился агрессивный, пулеметный стиль комментария, который кто-то называет латиноамериканским. Поэтому первые отзывы, которые я получал от своих знакомых, свелись к тому, что от моего крика «го-о-ол!» один из них чуть не врезался в столб, а у другого кошки надолго забились под шкаф. Когда к этому добавились еще и утренние эфиры, радио стало моей основной жизнью. 

— Свой первый футбольный матч в качестве комментатора хорошо помните?
— Это был золотой матч в Раменском! Почти все наличные силы тогда были отправлены готовить эфир на канале «100», на радио остался я и вызванный мне на помощь Алексей Александрович Стрепетов. Это было связано с таким колоссальным напряжением, что я в первую секунду забыл, как зовут Тимощука. «В центральном круге капитаны команд: Алексей Игонин и...» Я понимаю, что это Тимощук, но как его зовут?! Хорошо, что Алексей Александрович вступил в разговор. Дальше пошло-поехало, но у меня все равно в итоге появился первый седой волос. Причем на груди — как раз в районе сердца. Потом мы пили шампанское из пластиковых стаканчиков — победа принесла ощущение абсолютного счастья.