Сергей Веденеев: «Запомню на всю жизнь три матча против „Спартака“: дебют за „Зенит“, победу 3:2 в золотом сезоне и гол Дасаеву в его последней игре за красно-белых»
Интервью бывшего полузащитника и чемпиона СССР 1984 года в составе сине-бело-голубых официальному сайту клуба.
— Перед встречей со «Спартаком» всегда были особые чувства, потому что все знали — игра будет хорошая. С красно-белыми плохо никто никогда не играл — да, можно было проиграть, можно было получить от них и три, и четыре, даже в домашних матчах. Но плохими те матчи никак нельзя было назвать. Потому что в «Спартаке» было очень мало футболистов, которые играли на разрушение. То есть ты всегда был свободен, даже если действовал в средней линии или атаке — против тебя плотно не играли. А если и встречались какие-то агрессивные защитники, то максимум один-два, остальные все были нацелены на созидание, подолгу владели мячом. Это сейчас команды стремятся к контролю, а раньше такого понятия не было. Может быть, этот контроль был в голове у Бескова, но этим словом его никто не называл. Он где-то почерпнул этот вид атакующего футбола, скорее всего, у бразильцев тех времен — 60–70-х. И каждый раз мы выходили на поле и получали большую радость от футбола. Поэтому к «Спартаку» — игрокам и тренерам — всегда относились с уважением.
— По-особенному настраивались на те игры?
— Наверняка что-то говорил тренер в раздевалке перед матчем, пытался настроить. Но, как правило, это происходило автоматически. На динамовцев Киева и Тбилиси, на «Спартак» — звучные команды, с именем и большим количеством великолепных игроков в составе — дополнительная мотивация и не требовалась. Я выходил на поле и знал, что мне надо выключить из игры Черенкова или Гаврилова. Для этого настрой не нужен, ты просто должен прокрутить в голове, как будешь с ними играть, и все 90 минут внимательно следить за их перемещениями, постараться сыграть плотно. Вот и весь настрой.
— Победа или поражение в таких играх воспринимались иначе с точки зрения эмоций?
— В наши лучшие годы, когда мы играли хорошо, был ряд важных встреч, которые оказывались ключевыми. Например, в 1984 году, когда мы остались вдесятером при счете 2:2 и умудрились забить третий гол. Разумеется, воспоминания о той победе до сих пор острые. А бывали и такие поражения со знаком минус, что лучше не вспоминать — от них, конечно, тоже обостренные эмоции.
Думаю, у каждого игрока были особые чувства. У нападающего, который большую часть времени находится у чужих ворот, свои воспоминания. У нас, игроков средней линии и обороны, которые пластались у собственной штрафной, свои.
Если говорить обо мне, то я свой первый матч во взрослой футбольной жизни сыграл против «Спартака» — вышел на 20 минут в заполненных «Лужниках». Второе воспоминание — когда мы в меньшинстве обыграли красно-белых 3:2 в 1984-м, я голевую передачу тогда отдал. И третье — когда Дасаев уезжал в «Севилью», он последний свой матч играл против нас. Дело было в «Олимпийском», на искусственном газоне — и я ему гол забил, сравнял счет, мы 1:1 сыграли. Вот это я запомню на всю жизнь.
— Расскажите подробнее о дебютном матче.
— Почему-то у меня совершенно не было волнения. Видимо, находился в хорошей форме, потому тренер и доверил выйти в таком ответственном матче. Кажется, был уже вечер, искусственное освещение, я вышел — и меня током било, не электрическим, а той энергией, в которую я впервые попал. Я этот ток физически ощущал. И эти 20 минут пролетели как одна секунда, только вышел, и уже игра закончилась. Тренер после матча мне сказал: «Если будешь играть как сегодня — будешь в основном составе». И на следующую игру я вышел с первых минут. Но как именно я тогда сыграл — я так и не понял! (Смеется.) Нет, конечно, я понимаю, что он имел в виду — ту неуемную жажду борьбы, которая била из меня.
— Вы ведь явно представляли, что можете выйти на поле, когда в тот раз ехали в Москву?
— Не представлял! Я сыграл за дубль накануне — как правило, мы играли за день до основы, после чего тренер объявлял, кто остается в запас на завтрашний матч. Заранее этого никто не знал. Мне сказали остаться. Сидел на скамейке запасных, но не предполагал вовсе, что выйду. Потому и был спокоен, что не думал об игре. И у меня все получилось.
— День вашего дебюта — 21 сентября 1980 года — считается датой рождения фанатского движения «Зенита». На прошлой неделе болельщики праздновали юбилей, 40 лет.
— Да вы что! Мне казалось, они и раньше ездили с нами. Конечно, я поздравляю их с этим праздником! Наверное, это был первый официальный выезд?
— Первый организованный.
— И удачный! Мы в Москву часто ездили на поездах, и я помню, как мы фанатов прятали в купе, они на третью полку забирались. Совсем пацаны, многие из ПТУ, им приходилось убегать с уроков, чтобы на матч поехать, человек по 15–20 бывало, это еще до 1984 года.
Все это было так необычно, такой свет от них исходил. Потому что любовь у них была необъяснимая. Нам было очень приятно, что молодые мальчишки болеют за нас — им по 15–16 лет было, возрастные болельщики не ездили ведь. Где-то даже жалко было их, что денег нет и они без билетов вынуждены мотаться по стране.
Потому и прятали их от контролеров — они от них бегают, залетают к нам в купе, мы быстро закидываем их наверх. Заходят проверяющие, спрашивают: «Ну что, заходил кто-то?» Но мы не выдавали. Они какое-то время ехали с нами, потом как партизаны выглядывали в коридор — нет ли кого — и дальше в путь. Если их сразу на вокзале не поймали, то, конечно, всю ночь их никто искать не будет. Тем более мы экспрессами ездили, почти без остановок, их не высадить.
Как я понимаю, среди болельщиков считалось очень круто, когда удавалось куда-нибудь в Ростов или Тбилиси проехать бесплатно на перекладных, посмотреть футбол и вернуться обратно. Целую книгу можно написать об этом. Помню, запоем прочел статью в какой-то газете, как один фанат неделю добирался до Владивостока. У него в кармане было 250 рублей — и он добрался!
— Помните ленинградских болельщиков на трибунах «Лужников» в том дебютном матче?
— Нет, зато помню прекрасно, что, когда мы в 1984-м проиграли финал Кубка, было очень много наших фанатов, гораздо больше, чем московских. Возможно, у «Динамо» в то время было не так много собственных болельщиков, поэтому на трибунах преобладали наши. Когда мы вышли на стадион, то видели, как нас приветствуют, слышали кричалки. А после игры я был свидетелем, как один из наших фанатов выливал шампанское в Москву-реку. Потому что они приехали туда подготовленные, думали, что Кубок у нас в кармане. Но от расстройства пришлось все вылить.
— По сути, традиция выездной поддержки «Зенита» формировалась на ваших глазах. В какой момент команда стала это замечать?
— У всех игроков было по-разному. Когда мы выходили на стадион, то к этой арке, через которую шли футболисты, сбегались болельщики, кричали что-то — имена, фамилии. Кто-то им помашет, кто-то нет. Я обычно этого вообще не слышал — был сосредоточен на игре, не видел ни зрителей, ни тренера, ни запасных. Только мяч. А когда матч заканчивался, я возвращался в раздевалку, поглощенный игрой, и тоже ни на кого не обращал внимания. Может, кого-то это обижало.
Надо понимать, что отношения между футболистом и фанатом тогда еще были в зачаточном состоянии, все было в новинку. Это ведь тоже определенная культура поведения. Как и на поле — нужно было учиться уважительному отношению к сопернику. Потому что в наше время игра была очень жестокой. Желтые карточки давали только тогда, когда тебе ноги переломают, в крайнем случае. А уж красные вообще были большой редкостью — не знаю, что нужно было сделать, чтобы тебя удалили.
Это сейчас игрок, если это футболист высокого уровня, никогда не забывает о зрителях — он должен вести себя, разговаривать и выглядеть в быту соответственно. Потому что нужно уважать тех, кто тебя любит и считает своим кумиром — твои поступки могут негативно сказаться на людях, которые тебя боготворят.
— Вы упомянули жестокость того футбола. Спартаковцы и зенитовцы дружили между собой? Или скорее наоборот?
— С московскими командами всегда были хорошие отношения, никаких проблем. Конечно, везде могли встретиться отдельные игроки — это ведь было время персональной опеки, когда ты головой отвечал за конкретного футболиста. И если он забивал или отдавал передачу, значит, с тебя спрашивали по полной программе в раздевалке после игры. Тренер мог наброситься, не стесняясь в выражениях. Ты знал, что и на разборе тебе шею намылят.
Поэтому ты вынужден был быть жестоким на поле — а жестокость рождает только жестокость. Если ты кого-то грубо свалил, то и тебя будут ловить. Было много травм и переломов, о которых не хочется даже вспоминать.
— Если говорить про персональную опеку, с кем из футболистов красно-белых вам было сложнее всего играть?
— Так сложилось, что все эти годы, с 80-х по 90-е, в «Спартаке» блистал Черенков. Играл практически без замен, всегда на поле, травм не получал. И мне все время выпадало с ним играть. Бывали матчи, когда я хорошо с ним справлялся, а бывали, когда было просто невозможно — он в ударе, в хорошей форме, и приходилось, стиснув зубы и понимая, что сегодня ты не справляешься, пыхтеть и все равно бегать. Я не помню, чтобы он забивал из-под меня, но надо посмотреть статистику.
— После матча могли переброситься с ним парой фраз?
— Да, случалось. В основном общались уже после игр или встречались вне футбола: пересекались где-то на вокзалах, на стадионах, в сборных. Несколько раз виделись с ним в Олимпийской сборной — очень приятный в общении, он много анализировал и нуждался в собеседниках, с кем можно было бы поделиться впечатлениями от игры. Мы с ним в этом совпадали.
— В чем была особенность московских матчей против «Спартака» в 80-х?
— Самое интересное, что дома было сложнее играть. Думаю, тут не было какой-то закономерности. А вот в Москве всегда была очень хорошая атмосфера в «Лужниках». Сама обстановка вдохновляла.
Как правило, не считалось чем-то страшным проиграть «Спартаку». Если выходишь спокойным — все получается. Но если кто-то из команды выпадает — все, конец. В «Спартаке» забить и отдать мог пусть и не любой, но много кто. Это команда, где крайние защитники все время подключались к атакам, поэтому они нападали большими силами, и создать и реализовать момент мог кто угодно. Там был только Геннадий Морозов — центральный защитник, единственный, кто отвечал за оборону персонально, — все остальные были атакующие игроки. И Дасаев мог рукой ввести мяч чуть ли не в центр поля. Поэтому если кто-то из наших находился в плохом состоянии, то из него делали блин или белую булочку, как хотите называйте. А если пропускал гол от «Спартака», отыграться было практически нереально — побежишь забивать и получишь еще.
— Какой выездной матч со «Спартаком» из тех, что вы уже назвали, самый памятный для вас?
— Были и другие игры — например, когда в Кубке выиграли 3:0. Но та встреча не оставила таких ярких эмоций. Почему? Не знаю. Может, я сам был тогда не в форме или «Спартак» был не тот. Когда соперник слабый, игра не несет в себе большого удовлетворения.
А вот те три игры, которые я упомянул, они от начала до конца были — один миг. Всегда происходил ряд каких-то драматических событий. В моем дебютном матче, если кто-то помнит, «Спартак» забил чистый гол. Ту встречу судил арбитр Мирослав Ступар — ВАРа не было, боковой не увидел, что мяч пересек линию, и Ткаченко выгреб его из ворот. Гол не засчитали. Счет был 1:0 в пользу красно-белых, и сразу после этого Желудков забил ответный мяч. Прямо перед тем матчем Ступару присвоили звание международной категории. Конечно, не он виноват, а боковой. Но там трудно было увидеть, только на записи и разглядели.
А про 84-й год — это вообще ключевой матч был золотого сезона. Я голевой пас отдал, Гаврилов не забил пенальти Бирюкову, потом эти два штрафных Желудкова. Тогда Юре сразу же после игры сказали в раздевалке — все забудется, кроме этих двух штрафных. Так оно и получилось. У него вообще было много голов сильным командам, тому же киевскому «Динамо», но те два удара — это просто как чудо какое-то.
Сам по себе тот год был мистический. Даже когда мы в конце сезона играли неважно, все равно побеждали — как будто провидение какое-то нам помогало. Думаю, мы заслужили это тем, что до этого приходилось много терпеть. Ведь та команда собралась где-то в 1980-м, и первые годы, когда Морозов работал, были очень сложными. Не могли мы адаптироваться к этим требованиям, никто с таким нигде не сталкивался. Было много тренировок на физику, функциональное состояние, много тактических занятий — за каждый промах получали по полной программе. Так что когда-то должна была наступить награда.
Мы и в 83-м могли попасть в тройку, ну а в 84-м так получилось, что ряд ключевых игроков вышел на высочайший уровень. Бирюков безошибочно отыграл сезон, столько пенальти взял, лучшего вратаря получил. Эти 13 мячей Желудкова в первом круге — вообще невероятная цифра. Как может игрок средней линии забить столько за один круг? Да, во втором он подсел, или его перекрыли уже, зная, насколько он опасен. Нападающие были очень быстрые, и их было много, больше, чем в любой другой команде. И все это в комплексе, плюс трудолюбие и удача, дало результат.
— Вы в том матче, который закончился победой 3:2, отдали голевую на Владимира Клементьева. Как это было?
— Помню прекрасно. С самого начала у нас пошла игра в атаке. «Спартак» был очень подвижен, в обороне им не нужно было сильно упираться. Поэтому, когда шла наша атака и я, например, был с мячом, меня никто не встречал, я мог идти вперед. Ни Федя, ни Гаврилов практически не занимались обороной. Как-то я продвинулся, прошел центральный круг с мячом и заметил — по левой бровке несется Давыдов. И когда уже собирался отдавать ему мяч в район углового флажка, вдруг увидел коридор прямо по центру, и там Клементьев. Сработала интуиция — я отдал туда, он сразу же вышел один на один и в касание забил гол. Спартаковцы ничего не поняли, сразу на бокового стали смотреть. А чего смотреть, если это грубейшая ошибка обороны, когда проходит продольный пас низом на 30 метров? Защитники понадеялись, что судья поднимет флажок, а положения «вне игры» не было.
— Удивительно, что потом Клементьева удалили, а через несколько минут Желудков забил победный мяч.
— Да! Причем и штрафной-то второй спорным был — там Леха Степанов побежал в атаку, воткнулся в кого-то, да так, что скорее ему нарушение могли давать. Мы потом смотрели видео, смеялись — красиво упал. Назначили штрафной, а я себя так хорошо чувствовал в той игре, что подошел к Желудкову и говорю: «Слушай, я точно забью, дай ударю?» Хотя я ни разу не бил штрафные. Он — мне: «Нет-нет, я сам, отойди». Гаврилов кричит Дасаеву: «В тот же угол сейчас будет бить!» Но, видимо, так хорошо мяч закрутился, траектория непредсказуемая — и он не достал. Оба гола Юры в один угол залетели.
— Потом, в 88-м, вы все же огорчили Дасаева.
— Интересно, что после той игры, когда Дасаева провожали и поздравляли перед отъездом в Испанию, он в разговоре с Бирюковым жаловался на меня, ругался последними словами. Мол, я в «Севилью» уезжаю, а мне тут голы забивают. Теперь думаю, надо было тогда и второй ему забить.
Материалы по теме
Хотите первыми узнавать новости «Билеты и абонементы “Зенит”»?
Подписываясь, вы соглашаетесь на получение информационной рассылки
