Дмитрий Бесов — о блокадном Ленинграде, дороге жизни в Сталинграде и футболе во время войны

Основатель школы «Смена» Дмитрий Николаевич Бесов, которому в апреле исполнилось 96 лет, дал интервью «Матч ТВ».

В первые месяцы войны, пока немцы еще не подступили к городу, в основном были бомбежки. Поэтому очень многие ленинградцы, и мы в том числе, перебрались жить в подвалы. Они хорошие были — даже кровати туда перетащили. А днем нас, 16-летних ребят, через военкомат отправляли рыть окопы вокруг Ленинграда.

Но потом наступила голодуха. Люди начали помирать. Мы собирали желуди, крапиву — все, что было съедобным, даже если кое-как.

В какой-то момент отца (а он был врачом) вызвали в военкомат и говорят: сдавайте дела в Ленгорздравотделе — вы отправляетесь на фронт. Я пошел провожать его на вокзал. Там папе говорят: ждите, пока мы не можем вам точно сказать, куда вы едете служить. Просидели мы с ним так 6 часов. А потом ему объявляют — те части, куда вас направляли, разбиты немцами. Вы остаетесь в Ленинграде и будете заведующим в Ленгорздравотделе. Так отец остался в Ленинграде. Возможно, именно это и спасло от голодной смерти маму и нас с сестрой.

О двух дорогах жизни

Зимой 1941/42 года нас с мамой и сестрой решили отправить в эвакуацию по Дороге жизни через Ладожское озеро. Отец ей тоже занимался, и в какой-то момент настала наша очередь. Причем места в кузове машины были ограничены и распределялись заранее. Приходим… Все забито! Потом выяснилось, что водитель, похоже, решил подзаработать и мое место продал. Но тогда люди сказали — вставай на запасное колесо, мы тебя будем за руки поддерживать. И действительно — по очереди так и делали. А я так и простоял на этом колесе пять часов. При этом немцы бомбили Ладогу каждый час. И все же мы доехали до Большой земли, а потом оказались в Оренбургской области. Оттуда летом 1942 года призвали в армию. Вернее, на Тихоокеанский флот. Оттуда — учиться на радиста в Каспийскую флотилию. Прошел курс за три месяца вместо восьми.

Оттуда в конце осени 1942-го — в Волжскую флотилию под Сталинград, где одна из главных битв войны уже была разгаре. Волгу по ситуации на фронте тогда можно было сравнить с Дорогой жизни. На кораблях и баржах по ней доставлялись и боеприпасы, и продовольствие в действующую армию. Немцы же к тому времени изобрели хитрые мины за­медленного действия — с самолетов падают, но сразу не взрываются. А ког­да по реке шло судно, они, видимо, с помощью магнитов прилипали к нему, и потом следовал взрыв. Специальные посты наблюдения и связи, на одном из которых я служил, должны были круглосуточно отсле­живать места, куда падали такие мины, и по рации сообщать тральщикам, которые их потом уничтожали.

О футболе до, во время и после войны

В футбол я начал гонять в 11 лет. Напротив нашего дома — в саду Военно-медицинской академии, где сейчас гостиница «Санкт-Петербург». Играли в башмаках, у кого какие были. Потом брали выступать на первенство района. Чуть позже в чемпионате города за «Красную Зарю» по юношам. Там нам выдали бутсы. Они были очень тяжелыми. А еще настоящую футбольную форму — непередаваемое ощущение. Мячи были со шнуровкой, причем такими же играли и команды мастеров.

Лет с пятнадцати (в 1940 году) не пропускал практически ни одного их матча в чем­пионате СССР. Однажды попал в число мальчишек, подававших мячи. А в переры­ве удалось проникнуть в раздевалку, где футболисты «Красной Зари» пили чай. Со мной заговорил Алексей Яблочкин, который позже перешел в «Зенит» и в 1944-м стал обладателем Кубка СССР. Интересно, что много лет спустя мы снова встретились, крепко сдружились и долго работали вместе.

С началом войны, казалось, уже будет не до футбола. Но когда в 1942 году меня призвали на флот, с удивлением обнаружил, что это не так. Нас привезли на перевалочный пункт Тихоокеанского флота, откуда призывников распределяют по учебным частям. Смотрю — тренируется какая-то команда. Набрался смелости и попросил — можно с вами хоть чуть-чуть побегать. После этого сразу взяли в состав. Отыграл за ребят полтора месяца до конца сезона в первенстве Владивостока, которое, оказывается, не прерывалось, несмотря на войну. Потом получилось еще интереснее. Сразу после сезона случайно увидел объявление о том, что здесь же открыт набор в Ленинградское высшее военно-морское училище имени Фрунзе, эвакуированное во Владивосток. Офицер, руководивший нашей командой, дал рекомендацию. Прихожу с ней к начальнику училища. Узнав, что я ленинградец, да еще и неплохой футболист, он дает распоряжение принять меня, даже несмотря на то, что я не успел окончить 10-й класс средней школы. Даже курсантскую форму уже выдали. И отправили на медобследование. А вот его-то я и не прошел. Врачи долго смотрели, потом вынесли приговор — слишком плохое зрение для будущего морского офицера. Вернулся в свою часть, а оттуда в Каспийскую военную флотилию учиться на радиста.

Ну а после войны, в 1947 году, поступил в Военный институт физкультуры в Ленинграде. Из 80 первокурсников фронтовиков было человек пятнадцать. Первые два курса жили в казармах, но наконец-то полноценно занимались футболом. Тем более что в институте была очень сильная команда. За нее играли очно и заочно учившиеся у нас ребята основных составов ЦДКА, ВМФ, ВВФ, футболисты из стран народной демократии. В Кубке СССР тогда играли коллективы физкультуры, выигрывавшие первенства своих республик, Москвы и Ленинграда. Так вот, наш институт в 1951 году добрался до четвертьфинала, в котором на стадионе имени С. М. Кирова уступил со счетом 1:2 московскому «Торпедо».

Полное интервью Дмитрия Николаевича читайте на сайте «Матч ТВ».