Андрей Аршавин: Однажды я сел в углу раздевалки и не хотел выходить на поле
Аршавин на наших полосах – гость частый и приятный. На разные футбольные темы послушать его интересно. И в рубрике "Пас вразрез" Андрей согласился быть ведущим… Чуть было не сказал – экспертом. Сам он этого слова не любит. Лидер "Зенита" и лучший футболист завершающегося сезона – наш ведущий консультант по вопросам пасов сквозь невидимые порядки футбольного быта. А порядок, к слову, имеет там место не всегда. Кому, как не Аршавину, разглядеть и поделиться? Сегодня мы с ним ныряем на пятнадцать минут. Ровно столько выделяется на перерыв между таймами в обычном матче. И начинаем мы с обычного и недавнего – скопьевского.
Аршавин на наших полосах – гость частый и приятный. На разные футбольные темы послушать его интересно. И в рубрике "Пас вразрез" Андрей согласился быть ведущим… Чуть было не сказал – экспертом. Сам он этого слова не любит. Лидер "Зенита" и лучший футболист завершающегося сезона – наш ведущий консультант по вопросам пасов сквозь невидимые порядки футбольного быта. А порядок, к слову, имеет там место не всегда. Кому, как не Аршавину, разглядеть и поделиться? Сегодня мы с ним ныряем на пятнадцать минут. Ровно столько выделяется на перерыв между таймами в обычном матче. И начинаем мы с обычного и недавнего – скопьевского.
В Скопье присели с Быстровым и выпили чайку
– Андрей, македонский перерыв был "сытым" в плане эмоций?
– В Скопье? Пришли, уселись на свои места. А на табло 2:0. Приятные ощущения имелись, но перерывы эти… В общем, такая штука, что вне зависимости от характера матча меж двумя таймами сидишь с одним чувством – напряжением. Напряжением вкупе с сосредоточенностью. На поле выходишь, остаётся лишь сосредоточенность, а когда матч начался, но пока не завершился, то как-то особо и не порадуешься, и не расстроишься. За редчайшими исключениями.
– Македонцы исключение это, конечно, не навеяли.
– Да сели, чайку горячего попили. Кому жарко было, тот чего-нибудь попрохладнее хлебнул. Обычный, словом, перерыв.
– А Хиддинк присел в сторонке и тоже с зелёным без сахара?
– Нет, тренер, естественно, выступил. Сказал что-то по игре.
– Помните дословно?
– Не помню даже примерно. Пару общих тактических направлений задал, чтобы нужный футбол выдерживали, да и удачи пожелал.
– Улыбнулся при этом?
– Нет. Улыбок что-то я не заметил.
– А чего – 2:0 и игра вроде как под контролем?
– Наверное, перерыв и улыбка несколько несовместимы. Когда ты перешнуровываешь бутсы и готовишься выйти на поле в отборочной встрече чемпионата Европы, то находишься в такой собранности, что никакой анекдот у тебя эмоций не вызовет. Понимаете, дело не в этике, не в устаревших понятиях, а просто в нежелании расплываться в улыбке или смеяться.
– Слово-то хоть Андрей Аршавин проронил в ту собранную пятнадцатиминутку?
– Пару фраз даже бросил.
– В воздух? На эмоциях?
– Нет, комплиментарную фразу. Взбадривающую. Адресовал её своему соседу по лавочке.
– Это какому?
– А тому, что счёт открыл.
– Другу Володе?
– Сказал Быстрову, что неплохо мы с тобой, Володя, потренировались, раз пару мячей на двоих забили.
– И что Володя?
– Он согласился. Действительно, готовились на совесть, и отдача оказалась что надо.
В "Зените" Быстрова нет. Сижу в углу
– Всегда с Быстровым садитесь?
– Совсем нет. Просто в этот раз так получилось. Оба забили и оба рядом разместились. А вообще я в углу сижу.
– Это куда двоечников ставят?
– Ну какой я двоечник? Так оно сложилось с некоторых пор, что в зенитовской раздевалке я сажусь в углу.
– Чтоб удобнее облокотиться, наверное?
– Да даже не в удобстве дело. Не в примете, не в традиции. Когда-то так сложилось… Это когда у нас номера на майках стали постоянными.
– Получается, сесть в угол – это…
– …то же самое, что сходить с утра почистить зубы. В сборной, увы, иная атмосфера, и в угол что-то не тянет. Наверное, дом есть дом, и места там облюбованные. А вообще посадке в раздевалке значения не придаю. Вот в прошлый раз, кажется, с Алдониным вместе тренера слушали, до этого – с Кержаковым. Дело случая.
– Итак, зашли, смыли пот, взяли чаю. Нужны ли вам какие-то слова?
– Тренерские? Конечно. В первой половине матча мы отыгрываем, допустим, положенное, и, как правило, без корректировок в игре или вообще без смены тактики дело не обходится. И уж естественно, все ждут указаний наставника, когда игра откровенно не идёт. Бывают такие матчи, когда соперник атакует без устали, что уже с середины тайма перерыва ждёшь этого. Иначе сломаться можно без передышки. А потом выходишь на второй, и вроде как не было тех грозных, что прессовали в начале.
– Это что же за матчи такие?
– Знаете, я отчётливо помню лишь тот, в котором нас "возили" все два тайма и помочь мы себе просто не могли. Это кубковое поражение от ЦСКА – 0:3. Тогда уж никакой перерыв на пользу не пошёл бы, разве что какой-нибудь недельный. Из раздевалки выходить не хотелось.
– Тогда лекцию меж таймами читал…
– …Боровичка. Да какая там лекция! Ощущение полнейшего бессилия. Боровичка, наверное, что-то тогда сказал типа "Сыграйте за себя, за репутацию…" Такие мелочи я в памяти не держу. Остались лишь чувства.
– Это не тогда Хаген дверь в раздевалке с петель снёс?
– А вы думаете, кто-то злился тогда, после 45-ти минут, когда на табло "Петровского" горели 0:3? Никто даже не поорал ради, как говорится, приличия. Спокойствие и отчуждение.
– Перерыв, получается, проиграли?
– Проиграли мы в первые минут пятнадцать, а может, и вовсе до игры. Слепо же верить я не привык. Даже в спорте.
– Тогда не хотелось побыть одному – без коллектива, без тренера?
– Полезен ли перерыв, проведённый наедине с самим собой? Не знаю, насколько полезен, потому что такого у меня не было, но то, что тогда хотелось отстраниться от реалий, – это факт.
Самые рациональные – голландцы
– Тренер может зайти в перерыве и сказать: "Всё, матч проигран. Делайте что хотите"?
– Наверное, плохой тренер может, а на моей памяти такого не было. И представить это сложно. Боровичка наверняка тоже не верил, что тогда с ЦСКА у нас есть какие-то шансы, но завести пытался ведь.
– Вы – футболист атакующий и творческий, которому, скорее всего, не требуется особых тактических раскладов. Интересно вот что: в чём вы посреди игры нуждаетесь больше – в настрое или всё же в этой самой тактике?
– Пожалуй, действительно в настрое. В каком-то лишнем напоминании тщательнее сыграть в обороне. Слова-то вполне обычные, однако вес они определённый имеют.
– Адвокаат конкретно настраивает?
– Интерес в том, что голландцы – и Адвокаат, и Хиддинк – ведут себя в перерыве абсолютно одинаково. И друг от друга не сильно отличаются, и само поведение их не отличается в зависимости от хода матча. Это разительное отличие западных специалистов от российских. Мы можем проигрывать, Адвокаат зайдёт, сделает указания, скажет нам о наших реальных возможностях, и на всё про всё уйдёт у него не более пяти минут. Можно даже время засекать. Если выигрываем – аналогичная модель монолога. И те же пять минут. Ну и тон, конечно, тоже не меняется. Активный такой, без улыбок, но и без никому не нужного крика, который у нас считается в порядке вещей. Очень рациональный профессионал Адвокаат. Как и Хиддинк.
– И футбол рациональный...
– Профессиональные качества у них совпадают с жизненными. На мой взгляд, такое поведение более откровенное и продуманное.
– А пять минут те – всё равно святые?
– Безусловно, никто тренеру во время его речи не поддакивает и с советами не лезет. Стоит тишина, правда, в это время кому-то ушибленную ногу морозят доктора, кому-то фингал под глазом обрабатывают. Ну и чай, разумеется. Специфика такого достаточно вольного по нашим меркам поведения в перерыве матча ещё и в том, что Адвокаат крайне мало говорит о личностях. В основном происходит лёгкий разбор игры всей команды и соответствующие советы по зачистке шероховатостей. Подбадривать же или накачивать – это не его стиль.
Самые орущие – наши
– А кто отмечался ненужными словами в перерыве?
– Морозов. Всё потому, что он кричал. И его речь как раз очень зависела от того, что происходило на поле в первом тайме. Хорошо выглядели – значит, следовала дальнейшая накачка якобы по поддержанию духа. Плохо – стоял ор. Петржела отличался импульсивностью, но до разносов Морозова ему было далеко.
– Часто тактика в подобной ситуации второстепенна?
– Когда, как и смотря у какого наставника. У голландцев – никогда.
– Если тебя меняют в перерыве – это унижение?
– Нет, и даже не свидетельство того, что ты плохо провёл первый тайм. Тренеры ведь тоже ошибаются. Вот в прошлом году меня заменили в Ярославле сразу после перерыва, а я считаю, что сделано это было, по существу, незаслуженно, я не играл плохо и в дальнейшем команде бы пригодился. Другое дело, что за результат отвечает другой человек, поэтому ему и решать, кому кого менять. Игрокам обижаться на тренера глупо, да и неправильно. Да, наставник может ошибиться, однако он имеет на это право.
– Бывает, что в перерыве главное словесное соло исполняет не тренер, а футболист?
– Бывает. Хотя в "Зените" такое случается редко. Радимов может выступить на правах капитана. Тем не менее может, но только после тренера.
– А Аршавин?
– Всей команде никогда ничего не говорю. Могу сказать любому партнёру по команде что-то по игровым эпизодам, да и то тактической установкой мои слова сложно назвать. Так же и ко мне ребята подходят, говорят, что считают нужным.
– Перерыв без захода в раздевалку у вас случался?
– Нет. Это правило, которое вряд ли нарушал какой-то нормальный футболист. Это тот, кто готовится выйти на замену на 46-й минуте, как правило, остаётся на поле, чтобы активно размяться.
– Самый бесполезный человек, который при вас появлялся в перерыве встречи?
– Гм… Девушка, наверное, какая-нибудь, если бы… В том-то и дело, что их я в раздевалках не видел. А остальные все – те, кто внесён в заявку. И без дела мало кто сидит. Да и строго следят у нас за тем, чтобы посторонним вход был закрыт.
– С детства игроку в плане поведения в перерыве матча что-то прививается?
– Особой методики, я думаю, не существует. У каждого тренера свои правила, которые он и старается донести. Правда, перерыв в раздевалке – это не видение тренером самого футбола. Видение перерыва, в принципе, одно и то же у всех. Будь то Петржела или, скажем, Романцев. Слова и передышка. У Петржелы разве что слов было больше, чем у Романцева. Вот и всё.