Дмитрий Давыдов: «Победе в Кубке в 1999-м радовался до слез»

Бывший полузащитник сине-бело-голубых, продолжатель одной из самых известных зенитовских династий и тренер клубной Академии рассказал «ProЗениту» о том, что происходило в команде в середине 90-х, и признался, что играть под руководством собственного отца было не так уж легко.

— В 1996 году «Зенит» вернулся в высший дивизион. Какие настроения были на тот момент в команде?
— Любой футболист понимает, что чудес не бывает. Случается, что новички сразу попадают в число призеров, но это скорее исключение, чем правило. Так что мы хотели выступить как можно лучше, однако реально оценивали расклад сил. Я считал, что если займем место в первой восьмерке, то это будет нормально: такой итог подтвердит, что не зря проделана большая работа, он станет плацдармом для дальнейшего улучшения результатов. И уже первые туры показали, что высший дивизион существенно отличается от первого. Накал борьбы значительно выше. Хотя со стороны судить сложно, все же я тогда играл нечасто...

— Вы пропустили пять стартовых туров, но потом выходили на поле регулярно, приняв участие в 25 матчах из 34. Это вполне подходит под определение «игрок основного состава».
— Тем не менее у меня не было ощущения, что я много делаю для команды. Может быть, потому, что нас троих — Панова, Угарова и меня — все считали молодыми. По существу, мы только перешли в основной состав из молодежного.

— В чем проявлялось такое отношение?
— Во многом. Отношение тренера зависело от результата. Если итог матча положительный, то, конечно же, все нормально. Но за ошибки, как мне кажется, нам доставалось больше, чем ветеранам. В одном из матчей Денис Угаров неудачно вышел на замену, и Садырин тут же распорядился, чтобы его отправили во вторую команду, говорил, что ноги его больше здесь не будет. Однако потом все равно вернул. Что касается опытных футболистов, то одни общались с нами на равных, а другие считали, что мы недостойны их внимания.

— Они вообще с вами не разговаривали?
— Нет, разговаривали, конечно. Однако какие-то важные игровые проблемы обсуждали только между собой. В принципе, команда была сплоченной, но молодежь выполняла свои функции. Например, мячи после тренировки собрать и принести. Я бы не назвал такие отношения дедовщиной — подобные правила существуют во многих клубах. И наверное, это правильно. Молодой футболист, попадая в команду, не должен получать все сразу, должен пройти стадии становления. Иначе он никогда не оценит, чего достиг. В любой профессии необходимо пройти путь снизу до верха, хорошие генералы получаются из тех, кто начинал службу рядовым.

— Если по каким-то причинам не играли в домашнем матче, приходили на стадион?
— У нас было принято приходить на «Петровский» и дисквалифицированным, и травмированным. Правила тогда были менее жесткими, так что необязательно было идти на трибуну, часто просто стояли за воротами.

— На стыке 1996-го и 1997-го из «Зенита» ушла половина футболистов. Вы остались из-за того, что в новый тренерский штаб вошел ваш отец?
— Страсти бушевали без моего участия. Я в то время находился в молодежной сборной России. О том, что происходило, знаю только по рассказам ребят. Могу лишь предполагать, как бы себя повел в сложившейся ситуации. Отец, конечно же, дал бы совет, но выбор все равно оставался за мной.

— Уникальный случай: в 1997-м вы не раз играли с отцом в одной команде. Это помогало или мешало?
— На поле это, конечно, помогало. Если у меня что-то не получалось, отец пытался помочь. А в матче против ЦСКА Боков грубо вкатился мне в колено, так Викторович прибежал с противоположного фланга с такими глазами, что все были уверены: сейчас Макса в газон закопает. Отец за любого своего футболиста заступался, а в этом случае эмоции просто зашкалили. Когда же он стал тренером, то делал мне больше замечаний, чем другим футболистам. Мы с ним разговаривали на тему, правильно ли будет, если я останусь. И с того момента отец опасался упреков в том, что сын играет за ту команду, которую он тренирует. Дошло до того, что я начал испытывать дискомфорт: на моих оплошностях акцентировалось особое внимание, хотя ошибались все. Даже когда мы гостили друг у друга, Анатолий Викторович продолжал процесс моего обучения. Пришлось договариваться, что о футболе будем говорить только на тренировках. Иначе я пригрозил больше не приезжать. Папа, как мудрый человек, понял, что незачем меня дополнительно психологически нагружать. Даже сейчас, когда я сам стал тренером, старается не влезать в мою работу.

— На ход вашей игровой карьеры серьезное влияние оказали травмы. И началось все в самый неподходящий момент: за три дня до финала Кубка России.
— Было обидно, что, постоянно играя в стартовом составе, пропущу такой матч. В стопу мне соперник въехал крайне неудачно — оскольчатый перелом. Но после игры подумалось, что, может, это и к лучшему: ведь вышедший вместо меня Саша Бабий сделал знаменитую диагональ на Панова, после которой счет сравнялся. Этот эпизод перевернул ход финала.

— Одно из самых ярких впечатлений от финала: вы с костылями на плечах у Андрея Кондрашова.
— Мы с Андреем жили в соседних домах, часто общались, дружили. Но стало приятным сюрпризом, что во время фантастической эйфории он не забыл обо мне: прибежал, посадил на плечи, хотя я говорил ему, что не стоит этого делать. Трогательный эпизод. Я радовался до слез и тому, что мы выиграли, и тому, что про меня не забыли. Люди, выбравшие футбол, очень многим жертвуют ради таких минут. И сейчас я пытаюсь достучаться до ребят, которых тренирую: если они не научатся быть профессионалами с детства, они никогда не узнают, что такое большие победы и любовь миллионов людей.