Николас Ломбертс: «Я — фанат „Зенита“»

Пока Аксель Витсель был только на половине пути в Петербург, «Наш „Зенит“» встретился с на тот момент единственным бельгийцем в команде, чтобы обсудить финансовый кризис, разводные мосты и лучший способ уберечься от мошенников.

— В прошлом сезоне после игры вы не вышли к журналистам только однажды — когда порвали губу и не могли говорить. Почему вы такой один?
— Ну, я к этому отношусь просто как к части работы. Выигрываешь ты или проигрываешь, ничего не меняется. Да, после поражений разговаривать хочется меньше, иногда ответить непросто — нужно что-то объяснять, хотя ты сам не понимаешь, в чем дело. Остается догадываться. Мне каждую неделю быть в газетах совсем не хочется. Что скажут люди? Ага, опять здесь этот парень?

— Так плохо, что говорить не хотелось, вам вообще ни разу не было?
— Было, конечно, но не знаю, из-за стресса или из-за того, что я уже до этого столько наговорил, что и сказать нечего. Все всегда одно и то же — стоят журналисты, ждут, что я появлюсь и распишу ситуацию. Эй, есть же другие игроки? Жена всегда жалуется, что я выхожу из раздевалки самым последним.

— Вырезки из газет собираете? Пара томов уже готова?
— Ха-ха, да, это если взять все российские интервью. Мой отец старается собирать все, что появляется в Бельгии, хотя этих статей не так много, как тут. Но если он приезжает и видит что-то, обязательно увозит. У него есть специальное хранилище, хотя и там место заканчивается.

— В Бельгии, как я понял из десяти прочитанных интервью с вами, всех обычно интересует три вещи — сколько матов на русском вы выучили и что знаете о нефти и водке. Все так плохо?
— Когда я только приехал, все спрашивали — «ну как там, в стране третьего мира»? Сейчас ситуация изменилась, но все равно многие считают, что я здесь страдаю. Хм, ну, в Москве или Питере страдать точно не от чего, но если вы отправитесь дальше, в Сибирь или еще куда-то, то жить там точно непросто. Наши культуры очень отличаются. Мне вот кажется, что в Бельгии демократии слишком много, все решения принимаются сложно. Допустим, вы хотите построить дом — так на это больше года уйдет! Нужно получить кучу лицензий, оформить бумаг. Или футбольные стадионы — многие клубы и хотели бы строить новые, но это или запрещено, или времени требует, так что все играют на старых. Хотя в целом имидж у России там не очень — вот, например, пару дней назад обсуждали какой-то новый закон, который в Европе очень критикуют. Считается, что здесь не хватает свободы, люди не могут говорить то, что думают. Не знаю — я все могу сказать.

— Что за закон? Про запрещенный список сайтов?
— Не помню точно. Про этот закон я слышал, но мало. Ну, возможно, какие-то сайты и у нас этим занимаются. Конечно, детская порнография — так себе отдых.

***

 

— Когда «Зенит» играл в Льеже, ваша семья приехала на матч на двух автобусах. Правда?
— Нет, неправда, конечно. Просто приехали и семья, и друзья. Они же до этого никогда не видели, как я играю в «Зените». Сейчас все лучше — наши матчи показывают на бельгийском телевидении, а раньше — только в интернете. Ну, мой отец с этим еще справлялся, но остальные вряд ли. Поэтому, когда у них появился шанс, они поехали. Надеюсь, в этом году «Брюгге» попадет в Лигу чемпионов. Им придется играть в двух отборочных раундах и шансы, честно говоря, не очень большие, но я рассчитываю, что они попадут на «Спартак» и выбьют их. Вот это будет настоящий сон наяву! А потом выйдут на нас в группе… Хотя нет, это уже утопия.

— У Алвеша и «Порту» это получилось.
— Да, помню. Мои родители же живут в 500 метрах от стадиона, на котором играет «Брюгге». Я туда в детстве пешком ходил с дедушкой, чтобы рядом поиграть. У нас были небольшие ворота, а на каждый день рождения мне дарили вратарские перчатки. Сначала дедушка мне все время бил, потом поменялись. Раньше мне на воротах нравилось: когда мне было лет 14 и наш вратарь получил красную, пришлось встать. Поначалу все шло неплохо, но в самом конце я пытался поймать легкий мяч и выбил палец. Идиотская травма — после нее я с воротами закончил.

— У вас больше сестер, чем братьев?
— Да у меня просто две сестры. Одной 29 лет, второй 22.

— То есть выросли в женском коллективе?
— Да, но без проблем. Все как везде — я задирал сестер, они задирали меня, иногда дрались.

— В барби играли?
— Нет, в барби никогда, но просто с сестрами — да. Со старшей кстати и в футбол.

— Но косметикой пользоваться умеете?
— Ха-ха. Ну, когда я был совсем маленький, года в 3 или 4, то утащил у своей мамы сумку, спрятался за диван и накрасился всем, что было. Вроде как карнавал. Она очень злилась.

— Справедливо сказать, что вы в своей семье — самый успешный ребенок?
— Возможно. Но что такое этот успех? Я и своими сестрами очень горжусь, и всеми остальными. Возможно, я зарабатываю больше всех или знаменит — в таком случае да, но вот у моей старшей хорошая работа, а младшая хорошо учится. Я этим горжусь, а успех не имеет значения. Тем более сестрам чуть сложнее — им постоянно говорят — «а, ты сестра Николы». Люди думают, что они получают все, что только захотят, и не должны работать. Это не всегда просто.

***

— Вы знаете до последнего цента, сколько у вас денег?
— Думаю, да. Я очень много считаю, но каждый день все меняется: это очень зависит от рынков, поэтому на данный момент точную цифру не скажу. Вообще я этими вещами постоянно занимаюсь. Мне вот не кажется, что я трачу много. Да, хорошо живу, но вещи, которые мне не нужны, не покупаю. Мог бы купить хорошую машину, но, допустим, «Бентли» или «Феррари» в Бельгии — зачем они мне там? Просто поставить в гараж? Так что стараюсь копить; разве что если в отпуске или что-то очень хочется, могу потратиться. Я больше стараюсь думать о будущем, инвестировать, например, в недвижимость, компании, государственные облигации. Когда ты отдаешь деньги банку, то никогда не знаешь, что он с ними будет делать. Я же все проверяю, а банк всегда спрашивает моего разрешения что-то сделать.

— О личном бухгалтере не думали?
— У меня есть свой банкир, но всегда хочется держать руку на том, что тебе принадлежит, и иметь право последнего слова. Так комфортнее: банк в каких-то ситуациях не станет слишком рисковать или беречься. Я сам решаю и сам на себя потом жалуюсь. Отец тоже помогает — допустим, когда нужно купить что-то большое, у него есть все полномочия. Если он захочет, то сможет даже сбежать со всеми моими деньгами, хотя, надеюсь, так не произойдет. В таких вопросах доверять можно только семье, а отец мой — умный мужчина.

— В России во что-нибудь инвестировать не пробовали?
— Мне для этого просто не хватит знаний. Может, и время бы нашлось, но я же не знаю язык, право. Не знаю, кому доверять. Возможно, какие-то шансы были упущены. Мой лучший друг работает здесь в бельгийской компании, которая занимается строительством. Он часто говорит, что если в России случается кризис, то он протекает в два раза сильнее, чем где бы то ни было, но если все идет хорошо, то в два раза лучше, чем в остальных странах. Я слышал какие-то истории про парней из команды, которые теряли большие суммы — если уж с ними это происходит, я лучше останусь при своих. Тут никогда не знаешь, с кем столкнешься. Вот, допустим, женщина, которая помогала снять мне квартиру, потом попала в тюрьму. Видимо, кого-то обманула. Многие еще жалуются на рубль, но за те годы, что я здесь, он балансировал от 37 до 44 за евро. Это вполне неплохо — евро и доллар скачут гораздо сильнее. Так что в рубле я не сомневаюсь.

— Какой город нарисован на 50 рублях знаете?
— Хм. Нет, совсем нет. А что, на всех банкнотах города?

— Ну да. Там Санкт-Петербург.
— Да? А что на пяти тысячах?

— Хабаровск. Это на Востоке.
— Ух ты. Я думал, чем красивее город, тем больше номинал.

— Да, Москва на 100 рублях.
— Ха-ха. Ну, на евро тоже какие-то мосты нарисованы. Я больше по цветам ориентируюсь. В рублях самый хороший — оранжевый, в евро — фиолетовый.

— За какую вещь в последний раз платили с закрытыми глазами?
— Наверное, за дом. Он был очень дорогим. Всегда неприятно платить, когда речь о большой сумме, но если что-то хочется, а я сомневаюсь, то тут на помощь приходит жена. Говорит — «да ладно, подумай уже наконец и о себе». Я просто больше трачу на нее или сестер. Когда что-то покупаю для себя, то сразу же спрашиваю — а зачем? Это такая бельгийская история. Мы тратить не любим.

— То есть жена заставляет?
— Не заставляет: просто я люблю дарить. Вот сумки «Hermes», например: они очень дорогие и переоцененные, но вы же знаете женщин? Если ей нравится, никаких проблем, хотя цена и завышена. Продавцы же специально делают их такими вот эксклюзивными, что только и остается снова спросить — а зачем? Но все равно покупаю.

— С другой стороны, кому их и покупать, если не вам.
— Ну да, хотя жена тоже может себе позволить. Она вообще многим ради меня пожертвовала, так что если хочет тратить, пусть тратит, тем более что это не какие-то состояния. Тратить — это же правильно для экономики. Что толку хранить все в банке? Если я могу купить BMW, зачем мне покупать «Ладу»?

— А были такие мысли? Пробовали «Жигули»?
— Ну, сам-то за рулем не сидел, но на пассажирском сидении — очень часто. Если лень вызывать такси, я просто выхожу на улицу и ловлю машину. Очень легко — всего минута, ну, максимум пять, и тебя везут куда нужно. Мне это нравится! У нас так не получится — люди просто не доверяют друг другу. А тут 20-летние девушки на высоких каблуках в коротких юбках стоят и ловят. Слушайте, в Бельгии, если вы будете голосовать у дороги в таком виде, остановятся только те, кто захочет вас изнасиловать. На дорогах ловят машину парни с рюкзаками и дрэдами, остальные — никогда.

— С водителями торгуетесь?
— Да, потому что иногда цену задирают. Но в конце концов все равно даю больше.

***

— Отдельные иностранные футболисты пытаются пересидеть кризис, например, в «Анжи» или где-нибудь в Эмиратах. Для вас перейти в клуб, в котором нет ничего, кроме денег, было бы возможно?
— Прямо сейчас — точно нет. У меня все в порядке, но если ситуация изменится и, допустим, в Бельгии будут платить меньше, а где-то предложат состояние, все возможно. Хотя в России я буду играть только тут, в Петербурге. Москва, конечно, неплохой город, но я просто фанат «Зенита». И после Питера я хотел бы вернуться в Европу, хотя надеюсь, что здесь еще минимум 5 лет отыграю.

— Считается, что 90-95% иностранцев приезжают в Россию только из-за денег. Вы в оставшиеся 5 попали?
— Деньги — это важно, но не настолько, чтобы говорить о них постоянно. Конечно, я не так много знал о русском футболе — в Бельгии его не показывали, но я и не хотел ехать сюда просто чтобы зашибать. Сначала поговорил с Адвокаатом, и он сказал — мы даем тебе шанс приехать и увидеть, что и как устроено. Я прилетел сюда с отцом, женой и менеджером, и мы влюбились в город. Так и вышло.

— Что хотите делать после «Зенита»? США? Катар? Дубай? Или не ваш вариант?
— Разве что когда мне будет 33 или что-то около. От Дубая я просто фанатею, вообще бы там жил. Не знаю, хорошие ли у них зарплаты и можно ли найти мотивацию, но если буду недостаточно хорош для «Зенита», почему бы и нет?

***

 

— Вы часто, сталкиваясь с какой-то проблемой, сразу начинаете думать, как ее взять и решить? Неважно, яма это на дороге или финансовый кризис.
— Да, я о таких вещах постоянно думаю. Чаще всего это происходит вечером. Кризис, какие-то политические проблемы — иногда из-за этого я не могу уснуть. Говорю себе — «надо спать, надо спать», а потом все равно сажусь и думаю дальше. Иногда на это уходит 2 часа, иногда больше. Я часто вижу в России странные вещи: бедных людей или пожилых женщин, которые вынуждены торговать маленькими цветами. Конечно, мне это не нравится, но, к сожалению, я точно не стану тем человеком, который решит такие проблемы. В общем, иногда я слишком много думаю.

— О том, что, возможно, вам было бы лучше сидеть в офисе, чем бегать на поле, тоже думали?
— Возможно. Когда я учился, то хотел что-то изменить и пойти в политику. До сих пор иногда думаю, но все меньше и меньше. Мир меняется, а кожа у политиков должна быть толстой, как у слонов. Не думаю, что я бы с этим справился: мне хотелось бы сделать хорошо всем, но это разве возможно? Иногда кажется, что многие политики, например, в Бельгии, сидят на своем месте просто чтобы набить карманы. Я бы таким не был, мне бы хотелось больше слушать людей, у которых есть опыт. В общем, я не против изменить общество, но не знаю, хватит ли у меня на это сил.

— Последние два месяца в России готовились выбирать президента Российского футбольного союза.
— А что, Фурсенко ушел?

— Да. Многие Семака предлагали на его место или как минимум в сборную.
— Да? Ух ты! Хотя, кажется, я что-то читал.

— Вы чем-нибудь таким поруководить не хотели?
— А почему бы и нет? Не думаю, что в России, но все возможно, хотя я бы лучше жил дома. В Бельгии менеджеров очень много, бывшие футболисты занимают разные должности. Тренером, мне кажется, я не стану, но управлять чем-то — почему нет? Конечно, работа мне будет нужна. Но сначала думаю снова пойти в университет и закончить свое образование.

— А старый диплом? Или его нет?
— Нет, я же переехал, а здесь учиться смысла не было — русское право совсем другое. Так что рано или поздно вернусь, разберусь с долгами и, возможно, какие-то курсы пройду просто так, для саморазвития. Вообще я думаю о том, чтобы начать с друзьями свой бизнес.

— Вафли? Пиво?
— Не знаю. Возможно, строительство. У нас считается, что бельгийцы рождаются с кирпичом в животе. Не думаю, что вы увидите в Бельгии такой же кризис, как в Испании или Греции, потому что у нас самое важное — иметь свой дом. Машины, еще что-то — это все не так интересно. Дом — это наша национальная идея. Люди тратят кучу денег! Если у них уже есть дом, через пять лет они обязательно начинают его перестраивать, так что бизнес очень хороший. Президент «Брюгге» как раз по этой части — он начинал в небольшой компании, потом основал свою, и сейчас строит очень много.

— Вы же говорили, на один дом уходит год.
— Это правда, но люди-то строят. Хотя я тоже думаю, что это странно. Такая куча процедур, а они все равно продолжают! Видите, как это много значит? Может быть, мне нужно сначала пойти в политику и изменить правила, сделать все проще, а потом отправиться в строительство. Вот это было бы хорошо.

— Вы бы за какую партию были? Коммунисты в Бельгии есть?
— Нет, это точно нет. Я за либералов.

— Радикальных?
— Что-то вроде того. Мне кажется, мы уже достигли пределов свободы, ее очень много. Сейчас нужно больше контроля, так что я за контролируемый либерализм. Раньше были границы, которые нельзя было пересечь, а сейчас их просто нет! Но посмотрите на США или Грецию — везде по-прежнему нужно правительство, которое управляет, иначе все развалится. Допустим, в Бельгии есть хорошее здравоохранение, а в Штатах куча проблем. У нас, если ты болеешь, просто иди в больницу и не волнуйся — кто-то за тебя заплатит. Даже если денег у тебя нет, все равно иди, операцию и все остальное тебе сделают. В США если денег нет, тебя даже внутрь не пустят. Просто невероятно — у нас-то это существует с 50-х или 60-х.

— С другой стороны, ваш богатый север платит за юг.
— Да, это правда, и слишком много. Бельгия в целом — это две страны в одной. Есть север, где привыкли работать, а есть французский юг — «если не сделаем сегодня, ладно, возможно, сделаем завтра». На севере скажут — «ну нет, нужно все сделать сейчас», и сделают.

***

 

— Если бы вы стали сити-менеджером Петербурга, какие три проблемы начали бы решать в первую неделю?
— Во-первых, дороги. Они тут ужасные, и дело не только в климате, но и в том, как их строят. Мне кажется, люди, которые это делают, рады, что через 3 года все превращается в дерьмо, потому что нужно перестраивать заново, а это деньги. Второе — достроить стадион. Третье — это не только про город: я бы приглашал сюда больше туристов, но нужно сделать проще получение виз. Вот, допустим, мои друзья и хотели бы прилететь, но для этого им нужно сначала ехать в Брюссель, идти в посольство, а там очередь, и если дождь, то стоишь прямо под ним… В общем, нельзя сказать просто — сейчас куплю билет и завтра буду здесь. Или вот еще пример — когда мы выиграли чемпионат, мой друг узнал за пять дней, что сможет приехать. Да, я знаю человека, который смог все оформить, но для обычных людей это невозможно. Никто не скажет — «через пять дней я еду в Россию». И мне кажется, это дерьмово. Было бы проще — туристов было бы намного больше. Ну и еще больше английского. На лодках, в музеях все обычно только на русском. Если хотите туристов, хотите делать — сделайте, по крайней мере, английский. Нужно быть более открытыми, если вы приглашаете людей. Потому что город — обалденный. Все, кого я знаю, так говорят. А, да, кстати, мосты! Вот если бы их еще не разводили!

— Для жителя Петроградки это проблема, конечно.
— Еще какая, поэтому я пару раз катался через весь город, чтобы успеть на последний мост. Это раздражает. Если бы был способ, я бы это сразу поправил.

— Тогда давайте три другие проблемы — в российском футболе. Что нужно поменять?
— Стадионы, хотя к чемпионату мира все станет лучше. Но сейчас, если вы смотрите российский футбол, он не выглядит привлекательным только из-за этого. Вы вот думаете, почему французская или голландская лига лучше? Они просто лучше смотрятся. Так, что еще? Даже не знаю.

— Согласен: все остальное — великолепно.
— Конечно, нет. Например, я бы еще разрешал играть в Премьер-лиге командам, к которым можно прилететь на нормальном самолете. Иногда приходится летать на «Туполеве», и это не так приятно. Помните же, что было после игры России и Бельгии? Я не то чтобы чувствую себя в опасности, но стоит начать об этом думать… Что бы еще изменить? Я слышал, поменялось что-то насчет легионеров.

— Да, теперь их на поле может быть семь.
— Не думаю, что это плохо. Конечно, должны играть и хорошие россияне, но всем нужны топ-футболисты, а позволить купить их себе могут только лучшие клубы. Возможно, теперь серяднякам станет проще.

— Либералы не за отмену всех ограничений?
— Да, но нужно же думать и о сборной. Если на поле будет 22 иностранца, из кого будет выбирать Капелло? Так, что бы еще? Недавно схема чемпионата поменялась, но я разницы не почувствовал — с декабря до марта все равно перерыв. Не знаю, зачем это было нужно. Наоборот — я не удивился бы, если бы в Европе все сделали, как в России. Летом поля лучше, а зимой и в Бельгии, и в Германии, и в Англии погода плохая. Что остается? Испания и Италия. Футбол — не зимний спорт, на же на Олимпиаде летом. Российская система была лучше, и это иностранцы должны были бы все поменять. Но решать это, конечно, не мне.

***

— Самый последний вопрос. Как известно, символ Бельгии писающий мальчик. Вы в каком самом непривычном месте повторяли его жест?
— Уфф, даже не знаю. Хотя нет, вот одну историю вспомнил. Мне тогда лет 18 было, я играл в юношеской команде «Брюгге». Был какой-то турнир, мы разминались перед финалом на отдельном поле, но вдруг очень захотели в туалет, а тренер запретил. Сказал что-то вроде: «Неет, это же финал, разминка очень важна». В итоге пришлось все сделать прямо там, где стояли. Тут начался просто адский дождь, и поле, на котором мы должны были играть, решили поберечь, а матч перенесли на то самое, разминочное. В итоге я всю игру только и думал, как бы в этом месте случайно не упасть.