10:20, 31 октября 2010 года
10:20, 31 октября 2010 года

Удаль, мужество и артистизм

В деловых кругах Петербурга он известен как Сергей Григорьев. Болельщики «Зенита», любители некоммерческой музыки, тонкой шутки, хорошего пива и лекций о нем, а также друзья называют его просто Магер. «ProЗенит» – тоже.

– Ты стоял у истоков «Зенит Интернет Альянса». В последние годы гостевая ЗИА стала своего рода средством массовой информации. Здесь можно прочитать и обсудить любые новости, слухи, ознакомиться со взглядами разных людей на какие-то футбольные события. Когда это все начиналось, так и задумывалось?
– Скорее так получилось. Интернет в 97–98-м годах был разве что у продвинутых школьников, которым папы купили компьютеры, или у тех, кого сейчас принято называть «офисным планктоном». Даже у «Зенита» официальный сайт появился позже, и как раз один из зиашников, Володя Мелешкин aka Транк, руку к нему приложил. Поначалу гостевая ЗИА была обычной фанатской досочкой, на которой все кричали: «Зенит» – чемпион!», «Спартак» – мясо!», «Всех порвем!». Но поскольку на тот момент она являлась чуть ли не единственной гостевой «Зенита», туда стали приходить люди постарше, со своим взглядом, с жизненным опытом и опытом боления. Появились люди, имеющие доступ к источникам информации и к ее трактовке. Вот и получилось то, что получилось. Не в обычном понимании СМИ, а некий дайджест. Но, читая ЗИА, нужно иметь в виду, что все это весьма иронически преломляется. Если воспринимать все буквально, может сложиться впечатление, что на книге собрались большие нелюбители «Зенита» вообще и отдельных игроков в частности.

– Такое впечатление иногда складывается, и не только когда читаешь ЗИА. Особенность Интернета: человек безнаказанно говорит то, что вряд ли бы высказал оппоненту в очной беседе. Хорошо ли это?
– Нужно подходить к этому вопросу диалектически. Иног да высказаться в лицо воспитание не позволяет, в Интернете – другое дело. При этом анонимность все же вещь условная. Человека можно вычислить, а при желании встретить. С другой стороны, конечно, неприятно читать о том, что «игроки тупые, тренер – бездарь, а я молодец». Но что поделать? Издержки, Интернет ведь сейчас у всех есть. Написал кто-то что то на заборе – вы ведь с забором бороться не будете.

– Но слово «книга» подразумевает все-таки не забор, а некую историческую ценность.
– В Интернете у книг есть и другое название – «спорные доски объявлений». Так что в какой-то мере это тот же самый забор. С другой стороны, если послушать некоторых людей на трибунах, их мнения бывают еще более нелицеприятны. Особенно если команда играет не так, как им хочется. Так что Интернет в какой-то степени зеркало жизни.

– По последним социологическим исследованиям, за «Зенитом» в России следят 12 миллионов человек. В Пе тербурге – вообще процентов восемьдесят. В чем феномен? Почему вчера мы упустили победу в игре с «Анжи», а сегодня у большинства горожан настроение плохое?
– Я считаю, что «следить» и «болеть» все-таки разные вещи. Болельщиков у нас, думаю, процентов двадцать горожан. Это те, кто действительно искренне переживает. Для остальных известие о результате матча – некий новостной фон, положительный или отрицательный. В последнее время «Зенит» успешен, о нем много говорят. Прислониться к сильному легко, его успех – твой успех. С неудачами сложнее. После победы в курилке тебе скажут: «Наши здорово сыграли!» Стоит проиграть: «А что же эти … выиграть не могут? Я всегда говорил: понаберут легионеров, а должны наши, питерские играть!» Вот такой уровень, но футбол всем интересен.


– Даже 20 процентов болельщиков в Петербурге – это уже миллион. Массовая культура получается. Ты же, насколько я знаю, человек скорее «альтернативный». Здесь нет противоречия?
– Мне не нравится феномен принадлежности «Зенита» к массовой культуре. Условно говоря, потому что это мой «Зенит». Я ходил на него в середине 80-х, ходил в 90-х. Не на «Обуховец», когда там по 200 человек собиралось, но на Кирова, когда приходило 500. Это просто со мной, и все. Я же не могу не носить ботинки, потому что их все носят. Ничего не поделать. Я знаю, что у некоторых есть мечта, чтобы «Зенит» играл в первой лиге, а на трибунах собиралось 2000 человек, зато самых преданных. Я такого желать не могу, но условная медиаистерия мне тоже не очень нравится.

– Лет одиннадцать назад обыграть «Спартак» было для нас чуть ли не единственной мечтой в сезоне. Сейчас все хорошо. Когда болелось комфортнее – тогда или сейчас?
– Ощущения трудно сравнивать. Комфортно было в начале 2000-х, когда в Интертото играли и казалось, что всех порвем. Комфортно было болеть в 2007-м, даже в 2002-м, хотя команда в тот год играла отвратительно, но я довольно активно ездил.

– А как вообще «Зенит» появился в твоей жизни?
– Наверное, как у всех. Папа отвел, потом я стал ходить самостоятельно. Поскольку карманных денег было не очень много, покупал билет на 10-копеечный сектор. Постепенно, бочком-бочком стал прибиваться к фанатским секторам. Мама связала шарфик, два раза его пытались у меня отнять – естественно, не отдал, один раз за это получил и, немного разочаровавшись, перешел на 21-й сектор. Там тоже была довольно сильная грядка. Постепенно футбол мне стал более интересен, чем субкультурная традиция, и я перебрался на центральные сектора. Первый мой выезд на «Торпедо» состоялся в 1990 или в 1991 году – точно не помню. Я учился в университете и сказал родителям, что еду в библиотеку имени Ленина в Москву. Не наврал, поскольку в библиотеку я тоже зашел (смеется). Матча не помню совершенно – все затмили суппортерские впечатления: я в гостях, шизую. Наших было не очень много – человек 20–30, и я среди них. Со стыдом могу признаться, что, когда «Зенит» играл домашние матчи не на Кирова или Ленина, я на стадион не ходил. Но с первого матча 1995-го, когда вернулся Павел Федорович, я снова появился на трибунах, и это продолжается до сих пор.

– В конце 90-х ты с братом выпускал альтернативную программку к матчам «Зенита». Получалось очень смешно.
– У нас было свободное время, а официальные программки нам казались скучными. Мы стали делать свои и распространяли их в Интернете. Переписывали Хармса: «Переоделся Аршавин Горовым и пошел на тренировку». Крылатой стала шутка о том, что «это трудная, но достижимая задача», – про игрока нашей команды, которому для вступления в «Клуб 100» оставалось забить 100 мячей. Эта история переходила из программки в программку, и однажды он даже забил. Осталось 99. Кроме того, оказалось, что мы неплохие предсказатели. У нас был вымышленный персонаж – легендарный футболист Керды Пердыев, а через некоторое время в «Рубин» пришелКурбан Бердыев. Приезд «Болоньи» из Болоньи породил шутку о том, что давайте назовем клуб «Москва» Москва. Оказалось, что и здесь мы предсказали.

– Поговорим о серьезном. Когда ты начинал болеть, суть фанатизма сводилась к поддержке команды и к попыткам защититься от угроз из вне. Современные фанаты более агрессивны, их задача зачастую не только поддер жать своих, но и унизить чужих. Это нормально?
– Наверное, я не вправе судить, поскольку сам фанатом не являюсь. Но могу сказать, что в конце 90-х, когда ультрас-культура в России только начинала формироваться, все было гораздо агрессивнее. Помнишь, ког да все носили Umbro и Lonsdale? Типа «шифровались». Шифр особенно удавался, когда по улице шли пятьдесят одинаково одетых людей (смеется). В 1999, 2000-м были серьезные пересечения фанатов, та же драка с «Динамо». Сейчас агрессия больше вербальная, на уровне оскорбления. Футбол – это в некотором смысле война. На 90 минут происходит классическое разделение на «мы» и «они». Я тоже на футболе иногда кричу такое, что в обычной жизни никогда бы произносить не стал. С другой стороны, пусть лучше агрессия будет вербальная, нежели физическая. Главное – не вмешивать в это дело политику.

– Свою маленькую дочь ты готов взять на стадион?
– Да, в следующем году она пойдет на «Петровский».

– То, что она услышит на трибунах много нового для себя, тебя не травмирует?
– Нет. Рано или поздно человек с этим все равно познакомится. Я считаю, что в определенной ситуации, в определенном месте определенным образом произнесенные слова допустимы и являются нормой русского языка. Ребенку можно все объяснить. Дети – они же педанты. До пяти лет они устанавливают границы между собой и окружающим миром, все раскладывают по полочкам. Меня в большей степени травмирует толкотня на подходе к стадиону. Когда идешь с ребенком, это небезопасно.


– В следующем году можно будет говорить, что вся семья Григорьевых – активные болельщики «Зенита», ведь твое знакомство с женой также имеет футбольные корни.
– Да, на тот момент Кате было чуть меньше 17 лет, а выездов существенно больше, чем у меня. Она была на «Щелчке», перевязывала раненых. С тех пор она испытывает ненависть к околофутбольному насилию, тем более что это не имеет отношения к самой игре.

– А к чему имеет?
– К удали молодецкой, к субкультуре. Если кому-то хочетсяподраться, он подерется, и глупо делать вид, что этого явления не существует. Если насилие задевает людей, к субкультуре не причастных, это плохо. Если нет… Встретились ребята сорок на сорок, сняли на видео, выложили в Интернет, поругались, снова встретились. Сорок на сорок по договоренности – это лучше, чем десять на одного из-за угла. Ирландский комик Дилан Моран сказал, что среди мотоциклистов есть два процента абсолютных психов. И эти психи останутся психами, даже если вместо мотоцикла у них будет воздушный змей. Смысл не в том, что любители околофутбола – психи, а в том, что по двум процентам нельзя судить обо всем и всех.

– Еще один вопрос, касающийся личной жизни. Как ты стал Магером?
– Когда в 97-м году мы играли по локальной сети в компьютерную игру, мне срочно потребовался ник. Я почему-то вспомнил это слово: по-голландски mager – «худой». Я вписал быстренько, так и пошло.

– Судя по тому, что в Петербурге уже во второй раз состоялся «Магерфест», ник стал брендом.
– Идея так назвать музыкальный фестиваль в поддержку независимого пивоварения принадлежала не мне. Понимаю, что получилось нескромно. С другой стороны, это отражает сугубо индивидуалис- тический характер мероприятия. Наш фестиваль – что хотим, то и делаем. На вопрос, почему не было такой-то группы, я имею полное право ответить: «Потому что она мне не нравится».

– Ответь как специалист, почему главным напитком болельщиков во всем мире считается пиво?
– Самая демократичная игра – самый демократичный напиток. Хотелось бы сделать вывод, что в футболе, как правило, побеждают пивные страны, но из-за Бразилии не совсем срастается (смеется).

– Известно, что к бразильскому футболу ты относишься скептически.
– Да, и на чемпионатах мира сопереживаю северным командам. Англии, например.

– Почему?
– Потому что англичане не кривляются. Цирк на поле я очень не люблю, и эту позицию разделяют многие болельщики «Зенита». Когда наш игрок картинно упал и заработал удаление для соперника, в Интернете на него обрушилась волна негатива. Такое, по-моему, было только у нас.

– Наши игроки должны быть мужественными бойцами?
– Мужественными, артистичными. Но артистичными в игре. Падание, кривлянье – не наше это, не петербургское.

img
img